Костюмерная – это та комната, за дверями которой, собственно, и начинается театр, ведь без костюмов, грима, причесок не будет спектакля. Шесть гладильных досок, утюги, несколько парогенераторов – главные орудия труда театральных костюмеров. Создавать образ им помогают коллеги из соседних цехов – парикмахерско-постижерного, обувного и реквизиторского. Все вместе они называются постановочно-художественная часть.

- В обязанности костюмеров входит утюжка, мелкий ремонт, подгонка. До спектакля раздаем костюмы, после спектакля собираем. Между картинками помогаем переодеваться артистам, - объясняет мне костюмер Ирина Саввина.

- В любом костюмированном спектакле артисты переодеваются по нескольку раз и даются на это считаные секунды. Конечно, без нашей помощи они не справятся, ведь костюмы бывают очень сложные, - добавляет ее коллега Лидия Гоголева.

- Как же вы успеваете? - удивляюсь я.

- Есть свои хитрости, годами отработанные движения. Это сложно объяснить, лучше своими глазами посмотреть. Приходите на спектакль – сами все увидите, - приглашают они.

***

Субботние спектакли в Театре оперы и балета начинаются в пять вечера, но сотрудники костюмерного цеха, конечно, приходят раньше: до начала им нужно многое успеть. Готовить костюмы начинают за пару дней до спектакля, если речь идет о репертуарной постановке. Если премьера, подготовка может занять несколько месяцев.

Сегодня премьеры не ожидается, дают «Евгения Онегина». На растянутой под потолком веревке уже висят наряды Татьяны и фрак Онегина. Заведующая костюмерным цехом Зоя Гоголева крепит награды к зеленому мундиру Грёмина. Рядом на гладильных досках высятся цилиндры и белеют фрачные манишки.

- Работа не сложная, но требует сноровки, ведь наша задача не только одеть артиста, но и сохранить костюм, чтобы он долго служил. Как и везде, в нашем деле есть свои тонкости. Например, блёстки нельзя утюжить: они от этого становятся тусклыми. Большинство костюмов можно стирать только вручную, а если есть краска, блёстки, то стирка - противопоказана, - поясняет Зоя Гаврильевна.

- Нужно уметь гладить, конечно. Словами это не объяснить, нужно чувствовать ткань. Любая хозяйка умеет гладить, но театральные костюмы совершенно другие. Это одежда XVII, XVIII, XIX веков, там очень много складок, блесток, шитья, иногда краски, - поддерживают ее коллеги Лидия Гоголева и Ирина Саввина.

Перед каждым спектаклем через руки костюмеров проходит несколько сотен костюмов. Например, в «Евгении Онегине» их около трехсот: у одной Татьяны пять нарядов! А есть еще хор, который переодевается три раза, балет, и все это умножьте на несколько составов! Впрочем, «Евгений Онегин» - это не показатель, самой масштабной с точки зрения костюмов стала последняя постановка «Спартака», единодушно признают мои собеседницы. Там количество элементов костюмов переваливало за тысячу.

После спектакля все костюмы аккуратно чистятся и отправляются в склады-гардеробные. На сегодняшний день их там хранится около ста тысяч. 

- Благодаря Зое Гаврильевне у нас есть костюмы полувековой давности, и до сих пор они в работе, - с гордостью говорят сотрудницы костюмерного цеха.

***

Заведующая костюмерным цехом Зоя Гоголева работает с костюмами уже сорок лет и практически каждый из них знает в лицо. До спектакля есть время и она проводит для меня экскурсию по своим владениям.

- Этот костюм из «Нюргуна Боотура» самый старый в нашем театре - его надевали артисты хора в постановке 1957 года, - бережно раскладывает она украшенную аппликацией тунику. – Он поизносился, конечно, мех вытерся, но, как видите, все еще цел.

- А это - новые, - демонстрирует она якутское пальто, щедро расшитое бисером и отороченное мехом.

- Тоже «Нюргун Боотур»? - спрашиваю я.

- Нет, это «Манчаары», «Нюргун Боотур» дальше. Тут «Кудангса», это «Александр Македонский». Здесь костюмы выглядят иначе, чем на сцене: на свету они очень меняются, ткани совсем по-другому смотрятся. Сейчас костюмы богаче стали: ткани натуральные появились, стразы, блестки. Раньше, помнится, мы их фольгой от чая украшали, аппликации сами делали, - вспоминает она.

***

Перед спектаклем обычно пустые коридоры, ведущие к сцене, наполнены шумом и суетой. Костюмеры разносят подготовленную одежду по гримеркам, ищут недостающие детали, гладят, парят, пришивают.

- Колодезникова! Дьяконова! Корякина! – у передвижной вешалки в коридоре сортируют платья, чтобы разнести по гримеркам. Чтобы не путаться, имена артистов пишут прямо на одежде.

- Это Ленский! Не трогайте Ленского! – доносится из другого конца коридора, где стоит вешалка с мужскими костюмами.

- Что-то ни фартук, ни чепчик не можем найти, – жалуется кому-то помещица Ларина.

В обувной цех, расположенный напротив, то и дело забегают артисты хора – получить у его хозяйки Татьяны Мироновой сапоги или туфли.

- А это точно мои? Что-то маловаты чуть-чуть! Подписаны, вроде мои. Ну ладно, не так сильно жмут, вытерплю, - забрав пару сапог, «крестьянин» уходит.

- У меня еще чепчика нет. Нет, без фартука – никак, – снова слышится голос Лариной.

- Ии-и-и-а-а-а-а, ии-и-и-а-а-а-а, - повторяет гаммы женский голос.

- Вы к парикмахерам загляните, там уже начали причесывать, - советует мне кто-то.

***

В креслах перед большим зеркалом сидят Няня и Ленский, последнему мастер-парикмахер Баира Татаринова как раз начесывает кок.

- А как же «кудри черные до плеч»? - вспоминаю я Пушкина.

- Когда-то носил, теперь - только бакенбарды, - разводит руками Ленский. Кудрей, впрочем, тут в избытке: полки заставлены париками всевозможных форм и оттенков.

- Очень много балетных париков, есть оперные. Самое большое количество было в «Спартаке», там почти все артистки кордебалета надевают парики. Сначала черные, когда изображают рабынь. Потом их меняют на высокие парики патрицианок, попутно еще и краску лица снимают, - говорит Баира. По ее словам, большую часть париков театр заказывает, но кое-что делают на месте. Для этого в театре есть старинный станок для плетения волос, на нем работает Раиса Постникова – ветеран парикмахерско-постижерного цеха.

- Обычно тут мы делаем косы. Если долго посидеть, то можно за пару дней управиться, если меньше, то за неделю, - рассказывая мне все это, Раиса Архиповна ловко вяжет узелки на растянутых нитках. – Можем целый парик сделать, но обычно для премьерных спектаклей заказываем их в специальных мастерских. А вот бороды и усы – это целиком наша работа. Лысины, кстати, тоже.

- А это что? - спрашиваю я про разложенные на небольшой электроплитке зловещего вида инструменты, похожие на ржавые ножницы.

- Это щипцы для завивки - наша палочка-выручалочка, самый надежный инструмент, - объясняет Баира. - Когда артист балета выходит со сцены с потными волосами, современные плойки их не берут, не крутят. Только этими старинными щипцами и получается завить. Разогреваем их на обычной электрической плитке.

- Докрасна? - ужасаюсь я.

- Нет, конечно. Докрасна не греем, но стараемся, чтобы они были достаточно горячими. Волосы, конечно, портятся, но, чтобы выглядеть убедительно для зрителя, приходится идти на жертвы, - улыбается она. - В магазине, разумеется, такие не купишь, только на заказ. Обязательно находятся умельцы, которые по образцам могут изготовить.

Впечатленная увиденным, я выхожу в коридор.

***

- Идите сюда, мы подбор нашли, - из гардеробной с охапкой мужских сюртуков спешат уже знакомая мне Лидия Гоголева и ее коллега Жанна Контоева.

- А что такое подбор? - заглядываю я в гардеробную.

- Иногда один костюм надевают в десяти разных спектаклях. Это называется подбор. Обычно найти подходящий бывает очень трудно, постоянно мучаемся. Этот, например, надевали в «Богеме», в «Орловском бале». Вы новые костюмы к «Нюргуну Боотуру» видели? Вот Туйаарыма Куо, это Юрюн Уолан», - чтобы показать мне костюм, она взбирается на стоящий в проходе деревянный сундук.

- Как же вы тут не путаетесь? Наверное, у вас все пронумеровано?

- Ориентируемся легко. Конечно, костюмы пронумерованы, но у нас тоже голова должна работать, как компьютер, всё должны знать, помнить, где какой костюм висит. Так и работаем – никаких условий, - слезает с сундука Лилия Гаврильевна. – Теснота, все впритык. Вот когда мы в театре Станиславского работали, у них красота, вешалки широко стоят. Вместе мы возвращаемся в костюмерную. «Нужно маленько сцену прибрать, девочки, подойдите, пожалуйста. Внимание, дан первый звонок, все приготовьтесь, пожалуйста, к началу», - произносит динамик на стене.

***

За кулисами уже готов реквизит для спектакля: на пожарном шкафчике лежит чернильный прибор Татьяны, свиток с куплетами мсье Трике, в противоположной кулисе, на покрытом зеленым сукном столике - коробка с дуэльными пистолетами.

Заглянув в реквизиторскую – она находится сразу за кулисами, - застаю ее хозяйку, заведующую реквизиторским цехом Матрёну Дьяконову, за починкой ордена, который в предпоследней картине носит генерал Гремин.

Небольшая комната напоминает сундук с сокровищами: из корзины в углу торчат эфесы шпаг, под потолком подвешены корзинки с цветами, на сундуках - греческие амфоры вперемешку со шлемами римских легионеров. Из картонной коробки внизу выглядывают кубки с золотой каймой: на вид - хрустальные, на поверку – изготовленные из пластиковых бутылок.

- А баранки для какого спектакля? - тыкаю я в связку поролоновых бубликов.

- «Морозко». Сначала с ними чай пьют, потом Марфуша их с собой в лес берет, - починив орден, Матрёна Семёновна достает из мешочка ленты с бисерными подвесками и начинает перебирать одну за другой.

- Это мужские нашейные украшения из «Баядерки», пока время есть, я с ними вожусь. Нужно немного подремонтировать: недавно приехали с гастролей, некоторые порвались. Если что-то ломается, мы сами чиним, – объясняет она. По ее словам, все, что хранится в небольшой комнате – от сабель до хрустальных кубков, - изготовлено в бутафорском цехе театра. Работают там всего два сотрудника, но работают очень хорошо.

- Работа интересная, мы все работаем от души. Я раньше сама артисткой была, сейчас на пенсии, вот и занимаюсь бутафорией. У нас многие так уходят. Одна моя однокурсница тоже на пенсию вышла, теперь в костюмерном работает. Еще одна – бывшая оркестрантка – в библиотеке ноты подбирает. Тоже интересная работа. У нас про каждого можно снять отдельную передачу. Ну вот, две придется чинить, - заканчивает ревизию украшений Матрёна Семёновна.

***

Звучит второй звонок. За кулисы начинают подтягиваться участники первой картины: Няня, Татьяна, Ольга и помещица Ларина (при чепце и фартуке). В противоположной кулисе среди одетых крестьянами хористов мелькают черные сюртуки Онегина и Ленского. 

- Здравствуйте, а я вас ищу. Как дела? - интересуется у Няни – Нины Чигиревой дирижер Павел Смелков, между прочим, приглашенный из Мариинского театра. Пошептавшись с ней о чем-то пару минут, он жмет руки артистам: - Ну, все, удачи! Из зала слышны предупреждение об отключении мобильных телефонов, вступительное слово продюсера и, наконец, первые звуки увертюры. Няня, Ларина и девушки подхватывают корзины с фруктами и спешат на сцену. Спектакль начался.

****

Все время, пока на сцене Ленский объясняется в любви Ольге, а Татьяна знакомится с Онегиным, за кулисами костюмеры и реквизиторы в полной боевой готовности ждут первую смену картин. В проходе, ведущем к сцене, уже висит пеньюар, в котором Татьяна будет писать свое знаменитое письмо, рядом – шляпка и пальто, они - для разговора с Онегиным.

Как только занавес закрывается, костюмеры бросаются к Татьяне. Мария Ларева помогает расстегнуть и снять платье, Роза Алексеева - надеть и застегнуть пеньюар. Парикмахер Баира Татаринова придает небрежности прическе: расплетает косу и взбивает волосы. Между делом обсуждают, оставить Татьяне серьги или снять. Решают – снять. Параллельно с ними трудятся реквизиторы и работники сцены, и, когда спустя пару минут занавес снова открывается, перед глазами зрителей уже не сад Лариных, а комната Татьяны. На все про все ушла минута-полторы, сценическое движение спектакля плавно развивается дальше.

***

- Вы корреспондент? - спрашивает у меня Онегин, ожидающий за кулисами, когда Татьяна закончит писать письмо. После моего согласного кивка интересуется: - О чем пишете?

- Про работу костюмеров, - шепчу я в ответ.

- Костюмы у нас, честно говоря, старые, изнашиваются. Минкультуры мало выделяет на это денег. План спектаклей при этом требует. Поэтому у нас в этом году несколько спектаклей пошли в концертном варианте – без костюмов, без декораций. А ведь приезжают такие именитые дирижеры – из Мариинки, из Метрополитен Опера, солисты хорошие, а у нас как-то простовато все выглядит. Бюджет этого спектакля около 180 тысяч, как говорится, собрали из того что есть.

- Не Голливуд, - замечаю я.

- Не Голливуд, - кивает он. - Было бы хорошо, если бы какой-то резонанс пошел насчет финансирования спектаклей. Потому что музыка бывает роскошная, а костюмы не дотягивают. И зритель по-другому ее воспринимает. Есть спектакли, в которых это незаметно: «Трубадур», «Цыгане», а в таких, как «Онегин», «Травиата», костюмы важны. С декорациями проще: есть светодиодные панели, можно выйти из положения, а вот без костюмов никуда.

***

- Беда с костюмами. Одни и те же платья в разных спектаклях используем. Например, это платье у нас и для «Богемы», и для «Травиаты», и для «Орловского бала», и для «Онегина». Поменяли бы, хотя бы один спектакль, хотя бы «Евгения Онегина». Его регулярно ставим, это же классика! Какой театр без «Евгения Онегина»! - сетует в костюмерной Ирина Саввина, подшивая на артистке зеленое бальное платье.

Спектакль близится к концу, но костюмеры не тропятся домой: после того как упадет занавес, им предстоит снова собрать костюмы, вычистить и вернуть на место. А там не за горами новый спектакль, и вся история повторится сначала.

Фоторепортаж Галины Мозолевской