На фронт

Я ушел на фронт в июне 1942 года. Мать собирала меня в дорогу, поливая слезами всю нехитрую провизию: лепешки, масло в туеске... В те голодные военные годы трудно было достать хоть какую-то еду. Провожать меня мать не приехала: надо было работать, да и не выдержала бы она очередного душераздирающего прощания.

Их повезли на двух баржах по Вилюю. Забрали призывников из Верхневилюйска, Нюрбы, Сунтар. Кормили в пути хорошо, варили в бочках суп, кашу. Хлеба было вдоволь. Приплыли в Якутск. В Якутске устроили перевалочный пункт. Пока ждали теплоход, отбывший в Оленек, нас помыли в бане.

Отплывали мы на трехэтажном теплоходе «Надежда Крупская» от причала напротив нынешней площади Победы. Мы плыли до самого Усть-Кута. Оттуда ехали до Саянска на полуторках. Вот где была адская тряска! Из Саянска по мосту пешком переправились в Иркутск-2, где невдалеке от города была сформирована большая мобилизационная база, куда стекались реки, речки и ручейки призывников с Дальнего Востока и Якутии.

В Иркутске призывникам устроили банно-прачечный день. Я, надо отметить, всегда тщательно следил за своей внешностью, любил хорошо одеваться, всегда был опрятен. В ту пору я отрастил чудную шевелюру, которой весьма дорожил. А тут объявили, что всех будут стричь наголо. Про себя я подумал: «Помоюсь-то с удовольствием, а вот стричь себя не дам».

Но порядок из-за моих прихотей никто нарушать не собирался. Молодой лейтенант, не взирая на мое решительное «нет», пошел прямо на меня с машинкой в руке, как заправский боец. Я увернулся от цепкой хватки, схватил мокрый веник и начал яростно махать им в разные стороны. Когда от веника остались жалкие прутики, схватил шайку с водой и обливал нападающих.

...После потасовки в бане меня определили в вагон-карцер. Тут сидели еще пять бедолаг, которые, как и я, выказали дикую непокорность. Везли нас до самого Новосибирска, не выпуская на свет Божий. Хотя вагон и назывался карцером, кормили нас хорошо, давали хлеб, суп и кашу. Все, что положено. С таких приключений началась долгая дорога на фронт.

Учения

Мы догнали своих в Кургане. Земляки уж и не чаяли увидеть меня в своих рядах. Радости-то было! Не передать словами.

Затем два месяца шли учения. Гоняли нас, как Сидоровых коз, постоянно шли проверки, занятия и лекции. Ближе к концу формирования привезли старослужащих – сержантов, старшин, просто опытных солдат из ранее разбитых частей, чтобы наша «зеленая» часть была подкреплена опытными, нюхнувшими пороха солдатами. Назначались командиры отделений и взводов, выдвигались отличники боевой и политической учебы. Я в их число не попал, но изо всех сил стремился стать таковым.

...В сентябре сформированную 193-ю стрелковую дивизию, в составе которой был наш 685-й стрелковый полк, наконец-то бросили в бой. Вначале выдали обмундирование, а оружием почему-то не снабдили. Повезли нас в город Камышин, что под Сталинградом. Немцы как раз подходили к этому городку, за которым им открывался путь на сам Сталинград. Помыслить о том, что фашисты захватят город, названный в честь Великого вождя Иосифа Виссарионовича Сталина, не могло ни высшее командование, ни рядовые бойцы.

Жажда

...Не знаю, как долго я спал, может несколько часов, а может, и несколько дней. Проснулся на рассвете от разорвавшегося рядом снаряда. Первое ощущение – чудовищная жажда. Язык во рту стал, как сухая доска. Губы потрескались, кожа на лице походила на наждачную бумагу.

На окне сидели наши парни, курили. Бои продолжались, немцы, отступившие выше, хлестали оттуда пулеметными очередями, не давая пробраться к реке, манившей своей зеркальной гладью. Воды не осталось ни у кого во всем здании. По уставу нам выдавали перед боем стеклянные фляги в матерчатых чехлах. В стране не хватало металла, того же алюминия. Немудрено, что сохранить стекло в пылу сражения не удалось почти никому. Все фляги поразбивались!

-- Кто желает сходить на Волгу за водой? – спросил командир.

Желающих не оказалось. Тогда я решил прогуляться до реки. Терпеть

жажду было невыносимо, сидеть в здании, как мышь, мне не хотелось. Хоть сам напьюсь, думаю.

-- Я! – вызвался добровольно.

Стал объяснять, что надо найти какую-нибудь посуду. Не в сапогах же я воду принесу! Из семидесяти человек, оказавшихся в здании, около трех десятков якутов было, да только говорить по-русски не умел ни один. На ломаном русском еле втолковали, что надо искать фляги.

У мертвых немцев отыскали шесть алюминиевых фляжек. Связали их на один ремень, взял я эту связку и с автоматом наперевес вышел из здания, и был тут же был обстрелян с занятой немцами высоты, метров двести от наших позиций. Упал на землю. Плачу от досады. Вот она – река, а пройти не дают. Немцы подумали, что я умер, перестали стрелять. Тут я быстро заполз обратно.

Решил выползти из противоположного от них окна и по бурьяну доползти до безопасной зоны. Так и сделал. Выбрался на недосягаемое расстояние. В полный рост пошел. Наворочено кругом от жарких схваток! Везде воронки, дохлые лошади валяются, разбитые минометы, развороченные машины, ящики какие-то, телеги, ежи противотанковые. Есть, думаю, где укрыться в случае опасности.

Вышел к реке. С берега добыть воду не получилось, там разлился мазут. Прошел чуть дальше, но мазутная пленка все не кончалась. Тогда я решил войти в реку подальше от берега. Я снял штаны, ботинки, забрался в Волгу-матушку по пояс, пока мазутная пленка не осталась за спиной. Тут я наконец-то зачерпнул пригоршню чистой речной воды, сначала умыл лицо, потом стал пить, опустив лицо прямо в воду...

Заполнив фляги до самых краев, стал возвращаться на берег, пытаясь обойти полосу мазута. Так я прошел вдоль берега довольно приличное расстояние. Вышел на берег возле недостроенного кирпичного дома. Стал не спеша одеваться. Едва надел штаны, как услышал чей-то смех из дома и уже знакомую неприятельскую каркающую речь. В доме засели немцы! По неторопливой, спокойной беседе, смеху я понял, что фрицы меня не заметили.

Пригнувшись к земле, я бесшумно подбежал к дому. Благо не успел еще обуться. Вначале схватился за автомат, но через мгновенье передумал и вынул проверенное в первом бою средство – гранату. Ввернул запал, выдернул чеку. Забросить в недостроенный дом гранату оказалось не сложнее, чем закинуть кусок сахара в чашку с чаем. Раздался взрыв, свистнули осколки, а потом все стихло, даже не стонал никто. Подождав какое-то время, я осторожно заглянул в дом. Четыре фашиста были убиты наповал…

На завод вернулся радостный: принес воду, да еще и немецкую точку ликвидировал, которая с берега косила красноармейцев-водоносов. Командир чуть не заплакал от радости. В наградном листе, обнаруженном позже в архиве, он написал, что 24 сентября 1942 года боец из Якутии Василий Иванов проявил себя в бою, как истинный герой, ликвидировал две пулеметные точки, организовал штурм здания стратегически важного объекта, уничтожил десять гитлеровцев. За боевой подвиг командир ходатайствовал для меня ни много, ни мало орден Боевого Красного Знамени.

Но в штабе решили, что боец Иванов слишком молод, ему всего восемнадцать лет от роду и на фронте он всего три дня. Зелен еще для Боевого Красного. Решили ограничиться медалью «За отвагу». Подписал наградной лист сам командарм Чуйков. Эта награда нашла меня лишь в 1970 году…

Берлин

А конец войны был близок. В апреле 1945 года после выздоровления поехал я в свой 125-й пограничный полк на заставу на реке Одер. На левом берегу наши, справа – немцы…

26 апреля мы были уже в центре Берлина. Наш патруль из тридцати человек вошел во Внутренний Берлин через Бранденбургские ворота. Перед нами был Рейхстаг, где находилось министерство иностранных дел и когда-то собирался немецкий парламент. Мы уже захватили рейхсканцелярию и министерство обороны. Наша задача была охранять все захваченные там документы. В помещении с личным штандартом фюрера мы устроили караулку.

27 апреля мы поучаствовали в штурме Рейхстага. Помню, что человек двадцать-тридцать из нескольких групп погибло при штурме за опрометчиво обещанное командованием звание Героя Советского Союза тому, кто водрузит алый стяг над Рейхстагом. Мне было искренне жаль бойцов, дошедших до самого Берлина и сложивших головы от последних вражеских пуль. Они погибали один за одним, подбегая к Рейхстагу с красным флагом в одной руке и автоматом в другой. Зачем им нужно было это звание, когда мы все, дошедшие до Берлина были настоящими героями, победителями?! Этого я не мог понять.

Под утро по Рейхстагу ударила артиллерия, например, помню 203-миллиметровую осадную пушку на гусеничной тяге, такая была тяжелая. Так им, гадам, и надо было с самого начала! После обстрела наступила полная тишина, хотя само здание почти уцелело, только купол пробили. Никто не стрелял, не подавал признаков жизни. Осколочные снаряды там всех выкосили да контузили, мы снова пошли на штурм, оборона была уже вялой. 28 апреля Рейхстаг был практически пуст. Тогда и Егоров с Кантарией вошли в Рейхстаг с красным флагом. Не так, как погибали прежние герои, а тихо, мирно, в чистеньких формах, при фотографе…

Вошли в Рейхстаг, а там всюду обломки валяются, все разворочено и никак наверх не забраться, до самого купола. Был с ними маленький паренек по фамилии Кимочкин. Он, порыскав туда-сюда по обломкам, обнаружил уцелевшую лестницу. Забрался по ней наверх и позвал героев Егорова и Кантарию. Водрузили наши бойцы красный флаг над Рейхстагом, засунув древко под мышку всаднику. Не на куполе, как показывают в фильмах, а над входом. Все! Победа!

Этот памятник павшей Германии отныне находился под нашей охраной. При осмотре здания мы обнаружили в подвале потайной вход. За большой массивной железной дверью находился вход в бункер. Открыв ее, мы увидели комнату, в которой все – потолок, стены, пол были из чистого мрамора. Из бункера отходил какой-то длинный коридор, метров в сто длиной, в конце которого находились недостроенные комнаты, залы, какие-то студии. Всюду валялись посуда, бумаги, вещи, вплоть до рубашек и носков…

Оказывается, личная пешеходная дорожка правителя Третьего Рейха. Гитлер до последних дней своей никчемной жизни проживал в этом самом бункере. С тридцатого апреля по пятое мая мы охраняли пешеходную дорожку и тайный бункер Гитлера, рейхсканцелярию, труп Геббельса во дворе министерства иностранных дел, архивы вермахта, НДАСП и СС, личный штандарт фюрера.

Вот труп Геббельса был страшен. Изо рта у него шла пена, ведь перед тем, как застрелиться, он выпил яд…

Во дворе рейхсканцелярии были ямы, где лежали сожженные трупы. Говорят, там и лежали Ева Браун с Гитлером, их после отравления эсэсовцы выволокли и подожгли, облив бензином. Особисты, наши коллеги из НКВД, нашли стоматолога-немца, водили его среди этих сожженных тел, все голову Гитлера искали, по зубным протезам хотели опознать. Наконец нашли через два дня, поездом в Москву отправили, срочным маршрутом. Лично это тело видел и с тех пор твердо уверен – это сам Гитлер, никуда он из осажденного Берлина не убежал.

Через три дня алый стяг наконец-то водрузили на купол Рейхстага.

...Ну и гульнули мы, конечно, в честь Победы! Этого праздника я не забуду никогда. Так, наверное, не радовались в нашей стране ни до, ни после Дня Победы. Дай Бог, чтобы больше таких праздников не было, как и войн.

Маргарита Попова