Он воевал с 1943 по 1945 годы, был четырежды ранен, в последний раз тяжело - ампутация правой ноги. Имеет боевые награды: орден Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, медаль «За Победу над Германией», «За отвагу», «За взятие Берлина», благодарность от Верховного Главнокомандующего. Другие медали и знаки получены уже в мирное время. Всего их 18 штук. Илья Данилович прожил долгую и достойную жизнь, вместе со всей страной строил, учился, воевал, восстанавливал Родину. После войны, даже будучи инвалидом, долго работал в потребсоюзе «Холбос».

Непосредственно в боях был в общей сложности около 100 дней. Много это или мало? По меркам сегодняшних солдат, что «служат» один год, пустяк. Но это целая жизнь, по меркам настоящей войны. Я пишу от его имени, потому что Илья Данилович, несмотря на то, что сам стал писателем и написал о своих однополчанах, земляках и других людях, о себе самом не оставил почти ничего. Эти воспоминания, как паззлы, складывались из его записей, устных воспоминаний, рассказов других фронтовиков, опыта моей собственной службы и записей людей, с которыми довелось встретиться моему родственнику.

Призыв

Повестка из военкомата, такая долгожданная, пришла всё равно неожиданно - 17 августа 1943 года, в самый сенокос. Я уже знал, что этим летом попаду в армию, стремясь закончить все дела до призыва, заготовлял дрова, сено, чтобы семья без меня не нуждалась. В тот памятный день я находился на дальнем участке сенокоса. Мой отец Данила Петрович, получив повестку, шёл с ней ко мне целый день. Принёс еды в дорогу, подарки от младших сестёр и братьев (всего в семье семеро) - расшитые берестяные туески с ягодами и другое.

Первый раз за свою жизнь я покидаю свой край, родной Мастахский наслег и расстаюсь с семьёй. Немного грустно, неизвестность страшит. Гоню от себя эти мысли, думаю о предстоящих боях. В победе над врагом сомнений ни малейших нет. Наша армия уже надавала фрицам по зубам! Уже были победы под Москвой, Курском, мы наступаем. Каким солдатом я стану? Не будет ли моим близким стыдно за меня? Ведь я почти не знаю русского языка, малограмотен. Смерть не страшит, кого она страшит в 18 лет? Прощания, сборы, проводы в парке, наконец, отправка до Вилюйска на машине,17 комсомольцев, из Вилюйска до Якутска на пароходе «Пятилетка», 300-400 новобранцев, все из наших наслегов. Митинг на пристани, слёзы, гудок парохода. Все ли вернёмся домой?

Учебка

В учебном пехотном полку, куда я попал, а находился он во внутренней Монголии, было много якутов и вообще дальневосточников. Переодевшись в гимнастерки, мы сразу почувствовали себя солдатами со всей ответственностью. Слова присяги «Я, гражданин Советского Союза, вступая в ряды Вооружённых сил, торжественно клянусь…» огнём выжигались в наших сердцах. Учёба давалась легко, командиры были толковые, многие с боевым опытом. Тяжело в учении - легко в бою! Давно сказано и верно. Наука окапываться много раз потом спасала жизнь. Физически сильному и рослому деревенскому парню-якуту марш-броски, занятия, тем более стрельба, не доставляли хлопот. Хлопоты были от незнания русского языка. Но это дело поправимое. Вокруг меня ребята-однополчане - они же односельчане, справились и с этой проблемой. Учиться интересно, много нового, изучил пулемёт ДП-38, «Максим», мины, трофейное оружие. Всё - я готов, скорей бы в бой! «Не торопитесь, - смеются офицеры - Лучше занимайтесь. Сделаем из вас отборных вояк, тогда и на фронт». В общем, подготовили нас к войне основательно всего за три месяца.

Эшелон

Наконец на фронт! Вести о зверствах фашистов порождают незнакомую раньше глухую ненависть. Эшелон, хотя и идёт с приличной скоростью (как говорят бывалые), но кажется, что едем вечность. Хабаровск, Чита, Уфа, города и полустанки, глухая тайга и бесконечные до горизонта степи. Какая же большая наша Родина! Гитлер - безумец, неужели он всерьёз думал покорить нас?! Кормят плохо (маршевая часть), как-то на стоянке встретились с госпитальным эшелоном. Там были и якуты, поговорили. Осадок тяжёлый.

Однако, видим, на запад едут эшелоны с войсками, техникой круглые сутки. Это вселяет уверенность.

Первый бой

На формировании, в начале 1944 года, в Белоруссии, под Витебском, пришлось расстаться с земляками. Я попал в лыжный батальон 455-го стрелкового полка, в составе 39-й Гвардейской дивизии 1-го Белорусского фронта. Много молодых солдат, таких же, как я, парней, со всей страны, украинцы, русские, казахи, татары… интернационал, в общем. Подружился со многими, спим, едим, всё вместе. Наконец приказ, вышли на исходные ночью в поле, слякоть, грязь, а что поделаешь? Залегли в цепи. Место открытое. Быстро окопался, лежим, ждём. Перед нами лесок- там немцы, наверняка нас уже ждут. Иногда постреливают в нас из пулемёта. Сзади взлетает красная ракета, это сигнал! Вдруг начинают работать «катюши»! Вой, рёв, ночь превратилась в день, земля трясётся, на позициях немцев просто ад. Это радует. Очень страшно, хочется превратиться в комочек или зарыться в землю поглубже. Ребята наши все встали и двинулись вперёд, оказывается, была команда. Надо подойти к немцам поближе, пока идёт обстрел. Но идти очень страшно, снаряды летят прямо над головой, ноги ватные, пот заливает глаза, сапоги вязнут в белорусской грязи. Вот они - окопы! Там уже никого нет, траншеи завалены, блиндажи горят: драпанул немец! Прошли какое-то расстояние, начали попадаться немцы, сопротивления не оказывают, отвели их в тыл и сдали в хозвзвод.

Друг

Подружился я с одним пареньком, очень привязались друг к другу. Коля Кротик, украинец, его родное село (хутор) всё ещё оккупировано, он успел получить из дома от брата только одно письмо. Всякий раз, как в роту приходил почтальон и раздавал письма, Коля садился в одиночестве и перечитывал треугольник брата. О чём думал он? Что написал его брат? Мне-то письма приходили регулярно, ребята наши каждый раз удивлялись и радовались за меня: «О! Опять нашему Илюше письмо!»

Иногда приходили посылки от незнакомых людей. Даже от детей, с тёплыми вещами или кисетом. Как будто от своих родных, да что там - это и есть родные люди! Вся наша страна заботится о нас, своих сыновьях. Делили это всё по-братски. Я рассказывал о своей Якутии Коле. Он мне о своём доме, очень он удивлялся 50-градусным морозам.

Тяжёлый бой, разведка…

Зима. Мы наступаем, я уже считаюсь опытным воином. Подошли к какому-то селу, да войти туда не можем, из-за высотки миномёты бьют, прижали нас. Ротный говорит: «Сейчас артиллерию наведём!» Однако куда бить? Нужны точные координаты. Приказал мне и Коле идти как опытным бойцам в разведку, дал карту и бинокль. Поползли, пулемёт бьёт прямо по нам, пули вспахивают снег перед нами и свистят над головой, иногда он затыкается, это наши прикрывают нас огнём. В этот момент рывком вперёд! Упасть, отползти и дальше вперёд. Иногда такой плотный огонь, что приходилось закапываться в снег и ползти в снежном тоннеле. Наконец, мы на вершине! Притаились, слышна немецкая речь, совсем близко! Не ждут нас, гады, думают, что убили разведчиков. Коля говорит: «Давай пришьём их, это то самое пулемётное гнездо, что нас обстреляло». Приготовили автоматы, вскочили. Огонь! Нормально, однако и нас заметили. Стреляют в нас, запрыгнули к пулемётчикам в окоп, отсиделись. Опять миномёты начали бить по нашим. Выглянул я, засёк их, Коля на карте пометки поставил. Что-то ещё есть у фрицев, надо рассмотреть, привстал, и вдруг что-то ударило меня вбок, прямо в подмышку. Всё, ранен, сполз вниз, Коля - дружок мой склонился надо мной, перевязывает, а слёзы капают на моё лицо из его голубых глаз. Наша карта-донесение должна быть доставлена командиру любой ценой, но и бросать меня Коля не собирался, потащились кое-как. Тяжело ему было. Остановился отдохнуть, привстал и вдруг тенькнуло что-то: «Ой!» - только сказал Коля и упал на меня мёртвый. Пуля пробила ему голову сквозь каску. Наши заметили и вытащили нас. Артиллерия по нашим разведданным накрыла вражескую батарею. Деревушку мы взяли, да только я уже был в медсанбате, пуля пробила лёгкое, а друг мой Коля погиб на той высоте.

Госпиталь

Про госпиталь дядя не рассказывал, бывал он в разных госпиталях много раз, и в Белоруссии, и в Польше, и в восточной Пруссии, и Германии и даже в Узбекистане. Говорил только, что каждый раз, едва оправившись, стремился всеми правдами и неправдами попасть в свою часть. Видя ужасные шрамы на теле этого человека, только догадываться можно было, сколько страданий вынес Илья Данилович. Из госпиталей и медсанбатов он вынес огромное уважение и благодарность военным медикам.

Рукопашная

Перешли Вислу, мы на чужой земле, победа близка, это чувствуют все, даже враг. Тем яростнее его сопротивление, каждую позицию или рубеж, с которых их выбили, обязательно несколько раз немцы контратакуют. Но и мы не лыком шиты, теперь мы, Советская Армия - сильнейшая армия в Европе. Командование постоянно маневрирует, обходы, котлы, а в котлах немцы. Впереди село. Хутор не хутор, домов мало, но многие двухэтажные. Атакуем с ходу, с горы разбежались и через сады-огороды выскочили к самым постройкам. Кричим: «Ура!». Я бегу к дому, винтовка со штыком наперевес, вдруг дверь открывается и выскакивает немец, я воткнул в него штык и на весу «внёс» его в дом, с разбегу засадил штык с немцем в стену, а вокруг ещё пять фашистов с винтовками, давай они меня своими штыками колоть, несколько раз я увернулся, тут и наши ребята подоспели, вбегают в дом, пошла рукопашная! На полу скользко от крови и грязи, в ушах крики, мат и вопли умирающих (навсегда я их запомнил), я, уже без винтовки, схватился с одним немцем, споткнулся и кубарем покатились мы в полуподвальное помещение вниз по лестнице. Я под ним оказался лёжа. Немец тоже без оружия, схватил меня за горло, но промахнулся, попал большими пальцами в рот, я изо всех сил сжал челюсти – хрясь! И со страшным криком немец выдрал свои руки вместе с моими передними зубами. Тут из его груди выскочил штык! Наш штык, родной, гранёный! Обмяк немец.

Тот хутор мы взяли только после того, как дом, где засел пулемётчик, подожгли. Много наших ребят погибло. «Проклятое село, - так сказал наш командир - А у тебя почему изо рта кровь идёт? Горло перегрыз?».

Контузия

Шли мы всем полком, колонной через лес, немецкий самолёт-разведчик заметил нас под деревьями. «Ну, ребята, жди беды», - сказал командир. Через некоторое время - свист крупнокалиберных снарядов, дальнобойные. Взрывы и темнота… Звенит в ушах. Оказывается, накрыло меня и многих наших, землёй засыпало. Откопали, а я не слышу ничего, шатает мир вокруг меня, речь отнялась и ноги.

Через несколько часов штормить перестало, через день речь и слух вернулись.

Оборона

В феврале 1944 мы стояли в обороне, меня в числе ещё троих солдат назначили часовым-наблюдателем на передовую траншею, стоим в одних шинелях, ночь, темно, холодно. Вдруг во время вспышки очередной осветительной ракеты мы заметили движение у наших проволочных заграждений, это немецкая разведка резала проволоку, пытаясь проникнуть к нам в тыл. Дружно открыли огонь. Всю ночь кто-то стонал там. Наутро насчитали до десяти мёртвых немцев в белых маскхалатах. Командир поздравил и поблагодарил за бдительность.

В другой день попали под массированный артобстрел. Если бы не глубокая траншея и мёрзлая земля, наверняка бы погиб. Фашисты поднялись в атаку, на белом снегу фигурки фрицев, как в тире, открыли и мы огонь, из винтовки стрелять несложно, стреляешь - вроде падает, но на каждого около десятка патронов потратили, с нашей стороны четверо убиты осколками, несколько раненых. Противник отбит.

Оружие

Дядя был пехотинцем, поэтому очень уважал трёхлинейку, до почтенного возраста отлично стрелял, работал и с пулемётами. Предпочитал ручной пулемёт Дегтярёва, он полегче, автомат брал в разведку. Немецкий Шмайсер считал несерьёзным оружием. Однажды попался трофейный пулемёт с оптикой, но пришлось сдать - неуставное оружие. Также дядя какое-то время сражался со снайперской винтовкой.

Отношения

Командиры считали дядю опытным стойким солдатом, поэтому доверяли ему опасные поручения. К солдатам относились с пониманием, по- отечески, никакой уставщины, как в учебном полку, не было, выполнил задание и хорошо… С остальными солдатами отношения тоже дружеские, сам погибай, а товарища выручай, вот и весь разговор. В своём подразделении его называли «наш Илюша». К тому же пехотинец, переживший хоть две атаки, считался в полку ветераном и отношение к нему было соответствующим.

Личный счёт

У Ильи Даниловича много раз спрашивали, сколько фашистов лично он убил из снайперской винтовки, пулемёта?

Да не считал никто на войне, не до того там. Просто садишь фигурку врага на мушку, выстрел, враг падает, никакого адреналина или возбуждения, ярости или удовлетворения не чувствуешь, просто работа такая. Не то что рукопашная.

Последний бой

Мы в Германии! На подступах к Зееловским высотам, а за ними Берлин! Логово зверя.

Наступаем, я и ещё несколько человек в головном дозоре. Прошли по отличной европейской дороге километров пять и встретили нашу разбитую часть, раненые ковыляют, кругом воронки, повозки, вещи всякие.

Они попали под миномётный обстрел шестиствольных «ослов» - немецкая реактивная установка.

Один раненый (наверное, татарин), у него ступня висит на одной жилке, говорит мне: «Юлдаш! Отрежь мне ступню, видишь, как мучаюсь». Как могли, помогли им и двинулись дальше. Тут и нас накрыли эти «ослы», меня ранило в ногу, кого в руку, живот. Многих убило. Стали мы отходить, да только как быстро идти? Раненые все. Подошли к повозкам, а там два станковых пулемёта. Один старшина (не с нашей роты), с усами, как у Будённого, говорит: «Снимай пулемёты, братишки! Немцы счас подойдут раненых добивать. Здороваться будем». Сняли мы пулемёты, заняли оборону. Я и старшина остались прикрывать, остальные стали отходить дальше. И точно, вдали показались фашисты в чёрной форме - эсэсовцы! Не сговариваясь, открыли огонь. А теперь и мы отойдём - скрытно отползли по кювету дороги метров на сто-двести, и тут опять немцы из миномётов дали залп по нашей прежней позиции, хорошо, что отошли.

Подобрали нас, но у меня заражение раны получилось, пока по канаве ползал. Ногу ампутировал хирург по колено. На этом мои бои закончились.

Победа

Обидно было уезжать из Германии, не побывав в Берлине, на пороге которого я принял свой последний бой. Однако, ничего не поделаешь. День Победы я встретил в поезде эвакогоспиталя в г. Куйбышеве. Все радовались, конечно, как сумасшедшие, кричали, обнимались, даже я на одной ноге прыгал от радости. Это был самый счастливый день в моей жизни…  Потом я попал в госпиталь г. Ташкента, там мою ногу ещё раз укоротили, почистив от гангрены. Там я и встал на костыли. Помню, как выходил на базар с друзьями, нас, раненых солдат, все угощали, наверно принимали за своего. Однако патруль всякий раз возвращал нас в госпиталь.

Вскорости по излечении вернулся домой в сопровождении медсестры из госпиталя - заботливой русской женщины.

Награды

Дядя всегда носил орденские планки и нашивки за боевые ранения.

Об обстоятельствах награждений, приказах и реляциях нам достоверно ничего неизвестно, так как дядя из скромности никогда не рассказывал за что конкретно получил ту или иную награду. Полный комплект его медалей вместе с послевоенными наградами на пиджаке весил около двух килограммов. В одном старом фильме два офицера-артиллериста рассуждают о наградах так: «Пехотинец? Пехотинец!» - «На тебе орден и даже не спрашивать за что…»